Оглавление
|
Глава 3.
Ч
асом раньше, когда Гриффитс покинул кают-компанию, а мисс Оуэн Уордли вошла в нее, там продолжали вести разговор оставшиеся и вновь пришедшие. Гарри Маттерсон раскачивался в кресле и искоса поглядывал на леди Мэри Киссинг. Надо сказать, на обаятельную Мэри заглядывались практически все мужчины на этом корабле вплоть до последнего матроса. На подлокотнике кресла, в котором сидела Мэри Киссинг, устроилась ее закадычная подруга мисс Оуэн Уордли. Слово держала леди Эмили Джоус:
— Ну, хорошо. Допустим, добычу мы возьмем. Но вы хоть представляете себе, господа, какого характера может быть эта добыча? Невольники? Чай? Пряности? Красное дерево? Слоны? Мы что, всем этим будем торговать?
— Меня не интересуют ни слоны, ни красное дерево, — ответил Мейкенфрут. — Мне нужно только золото, серебро или достаточно ликвидный товар. Пряности годятся. Чай, табак, шоколад — тоже. Все, что можно сбыть оптом и достаточно быстро.
— Хорошо, а где мы будем сбывать этот товар? У себя на родине, где нас тут же сдадут властям и отведут на виселицу? Или поплывем в логово пиратов на Тортугу, чтобы там нас, дилетантов, ограбили наши же собратья?
— Ну, во-первых, сможет сдать нас властям, если мы не оставим свидетелей? — возразил Оскар Мейкенфрут. — А во-вторых, кто обратит на нас внимание, когда мы зайдем в порт? Кто заподозрит, что на борту у нас захваченное добро? Мало ли, может, мы прервали кругосветное путешествие и остановились, чтобы починить паруса или нам просто надоело, и мы решили вернуться домой. А на Тортуге нам вообще делать нечего, разве больше негде сбыть товар? Я думаю, сбывать его надо в Новом Свете — оптовым перекупщикам во Флориде, в Виржинии или в Бостоне. В конце концов, там можно и остаться. Если боитесь попасть на виселицу в Англии, то вовсе не обязательно возвращаться на родину, можно прожить и в Америке.
При этих словах леди Эмили состроила кислую гримасу:
— Господь с вами, Оскар! Как можно жить в Америке? Там одни бандиты и беглые каторжники!
— Я собираюсь идти ва-банк, — продолжал Мейкенфрут, — Мне нужна не жалкая тысяча талеров, я отправился в это плавание за большими деньгами! Мы должны грабить суда до тех пор, пока не наберем вкупе хотя бы полмиллиона фунтов стерлингов, тогда каждый из нас получит порядочный куш. Все мы, собравшиеся в этой каюте, — представители знатных родов. Но волею случая каждый из нас оказался на мели. Согласитесь, нам всем нужны деньги. Без денег нам не прожить ни в Старом, ни в Новом Свете. Если нам сегодня не повезет, то придется еще и еще раз пытаться поймать удачу. Запасов продовольствия у нас достаточно на полгода автономного плавания. А когда справимся со своей задачей, подойдем к берегам Северной Америки, продадим корабль, обратим в золото награбленное добро, и тогда можно будет спокойно вернуться в Англию.
— И не забывайте, леди и джентльмены, — напомнил Уолтерс, — с той минуты, как мы возьмем на абордаж первое судно, назад пути не будет ни у кого!
— Да, — согласился Мейкенфрут. — А теперь, я обращаюсь к вам, джентльмены. Если сегодня дело состоится, то запомните сами и передайте матросам. Весь экипаж захваченного судна и пассажиры, если таковые там найдутся, должны быть уничтожены! Ради своей безопасности щадить нельзя никого. Нас никто и нигде не должен узнавать, иначе впоследствии могут возникнуть неприятные встречи. Уолтерс, подготовьте команду.
Уолтерс вышел, и вскоре послышался его грубый голос: «Эй, вы, акулий корм!..»
— А, может, не надо их всех убивать? — вмешалась мисс Джулия Гарлей. В присутствии своего жениха она говорила редко, чаще ждала, что скажет Уолтерс, чтобы сразу же согласиться с ним. — Просто свяжем их как пленников, привезем в Америку, а там отпустим…
— Вы, Джулия, можете сидеть у себя в каюте, — прервал ее Мейкенфрут, — и не смотреть на все это. Вас никто не заставляет убивать.
— Нет, почему же, — Джулия попыталась изобразить кровожадную гримасу. — Я вовсе не против пырнуть кого-нибудь ножичком...
Мейкенфрут и Гарри Маттерсон с улыбкой переглянулись — они никак не могли представить себе это ангельское создание с кинжалом в руке.
— Успокойтесь, Джулия, — вмешалась мисс Мэри Киссинг. — Никого они не убьют. Это просто игра. Лорд Мейкенфрут начитался книжек про пиратов, и всё.
— Игра?! — вспылил Мейкенфрут. — Черт бы вас всех побрал! И вообще, леди, почему вы вмешиваетесь в мужские игры? Вам что, не нужны деньги?! А вот мне они о-о-очень нужны!
— Есть много способов заработать честным путем… — начала Эмили.
— Только не надо мне рассказывать про фрахт, дорогая леди Джоус! И на продаже картин тоже много не заработаешь. Я знаю, вы неплохо рисуете, — Мейкенфрут кивком указал на висящие по стенам картины, — но занятия живописью — интересное хобби в том случае, когда есть, на что есть.
— Не хотите ли вы сказать, милорд, что умираете с голоду? — не без ехидства спросила Оуэн.
— Молчи, кукушка чертова! — вспылил Мейкенфрут. Он с первых дней знакомства обращался к Оуэн довольно фамильярно.
— Говорил я, не стоит брать женщин на каперское судно, — с горечью произнес Маттерсон.
Малышка Джулия смерила его колючим взглядом.
— Милые дамы! Ведь мы уже сотни раз всё обговорили еще перед выходом в море, — напомнил Мейкенфрат. — Что же вы опять начинаете сказку про белого бычка? Как делить добычу — все тут как тут! А когда наступает время браться за дело, вы сразу пытаетесь меня отговаривать и поучать, как надо жить!
— И кто, по-вашему, будет делать это дело? — вскинула бровки мисс Мэри Киссинг. — Гриффитс? Этот пьяница? Он вообще птичка невысокого полета — неудачник, неуверенный в себе, он первый струсит. Не надо так смотреть на меня, Эмили. Вам обидно за брата, но вы прекрасно знаете, что это так. Уолтерс? Да, он здоровяк, это правда, а что толку? Если его не разозлить, он муху не убьет. Вы, Маттерсон…
— А зачем вы вообще с нами поехали, миледи? — возмущенно перебил ее Гарри Маттерсон.
— Развлекаюсь, барон! Никогда не была в кругосветном плавании. Компания приятная, море, солнце, здоровый воздух и вообще…
— Вам просто нравится издеваться над Винсентом, вот зачем вы здесь! — снова вмешалась Эмили. — Вы знаете, что он без памяти влюблен в вас, а вы его ненавидите, и потому вам доставляет садистское удовольствие его дразнить.
— Да, я знаю, что он меня любит. И мне очень жаль, что я не могу ответить ему взаимностью.
Никто не заметил, как Мэри Киссинг и Оскар Мейкенфрут обменялись взглядами, после чего последний сказал:
— Давайте прекратим обсуждение сердечных дел нашего капитана и вернемся к нашим баранам. Что вы хотите, милые дамы? Чтобы мы прекратили охоту и повернули обратно в Калькутту? Или в Плимут?
— Вы что-то сказали, Оскар, про остров с сокровищами, — напомнила Мэри. — Это ирония или…
— Конечно ирония, какие могут быть «или»?
— Напрасно. Грабить суда — занятие непростое и опасное. А вот обследовать небольшие островки Карибского моря… Там пираты часто закапывают сокровища…
— Мери, да нас поднимет на смех вся команда!
В этот момент с палубы в кают-компанию донеслись крики матросов:
— Судно с левого борта!
Все высыпали на палубу. По левому борту, возле самого горизонта, уже невооруженным глазом можно было разглядеть паруса. «Кассиопея» сделала поворот и полным ходом мчалась наперерез своей жертве.
— Богатый купец, — вглядываясь в подзорную трубу, выразил надежду Маттерсон.
— Они плывут на восток или на запад? — спросил Мейкенфрут, у него не было при себе подзорной трубы, а неважное зрение не позволяло ему разглядеть, в какую сторону движется неизвестное судно.
— На запад, — ответил Маттерсон. — Это трехмачтовый испанский галеон…
— Сдается мне, что эта посудина загружена одними неграми, — предположил Гриффитс. — Везут невольников продавать в Новый Свет.
— Может быть... — задумчиво произнес Мейкенфрут.
Неясная тревога зародилась в его душе. Сомнения посеял разговор в кают-компании, в течение которого дамы усиленно отговаривали его от нападения на корабли. Сейчас ему, да и некоторым его спутникам тоже, хотелось, чтобы «Кассиопея» не догнала этот испанский галеон. Еще мгновение, и лорд Мейкенфрут был бы готов отдать приказ прекратить преследование. Но, взглянув на спокойные лица Уолтерса, Маттерсона и Гриффитса, Мейкенфрут прогнал тревогу и вновь обрел уверенность. Он не знал, что почти те же сомнения испытывали и все его компаньоны, и в одиночку никто из них не решился бы на подобное дело. Но чувство локтя придавало уверенность.
Погоня продолжалась более четырех часов. Готовясь принять боевое крещение, свежеиспеченные пираты были так возбуждены, что даже отказались от ленча. Но в отличие от командного состава матросы четко знали свое дело, среди них были опытные разбойники, которые пиратствовали и в Средиземном море, и в Оманском заливе. На расстоянии двух кабельтовых капитан велел старшему канониру «Кассиопеи» дать предупредительный холостой выстрел из носового орудия. На галеоне тоже были подняты все паруса, его команда все еще надеялась уйти от погони, не останавливалась и не опускала флаг. Однако испанец уступал в скорости «Кассиопее», и разрыв между кораблями сокращался все быстрее. Поравнявшись с галеоном и следуя параллельным курсом в пятидесяти ярдах от него, фрегат открыл огонь.
Испанцы сделали маневр, но очень неуклюже, подставив под обстрел корму, чем тут же воспользовались артиллеристы «Кассиопеи». Пока команда галеона разворачивала паруса, чтобы поймать ветер, преследователи вновь оказались напротив их борта, продолжая канонаду. Вскоре у купца шквальным огнем фрегата была повалена грот-мачта. По вооружению испанский корабль значительно уступал «Кассиопее». Восемь маленьких пушечек с правого борта отстреливались то ядрами, то картечью, тщетно пытаясь нанести атакующему кораблю или его команде какой-либо урон. Испанские канониры постоянно мазали, а палубных матросов не хватало для быстрого маневрирования галеона. Правда, два выстрела испанцев оказались удачными — на фрегате картечью продырявило грот — нижний парус грот-мачты и крюйс-стень-стаксель . Но это лишь разозлило команду «Кассиопеи». Суда постепенно сближались.
— Эй, акулье мясо! Смоленый шкот вам в задницы! А ну живо готовьте абордажные крючья! — рявкнул на матросов Уолтерс.
Когда корабли разделяло не более пятидесяти футов, в борта галеона вцепились крюки с веревками, и, подтянув борт противника, матросы «Кассиопеи» лавиной кинулись на абордаж. Конструкция галеона такова, что его борта от ватерлинии к палубе сужаются, это осложняет взятие корабля на абордаж, поскольку между фальшбортами стоящих рядом судов получается расстояние в несколько футов. Однако эту конструктивную особенность Уолтерс с легкостью перехитрил. Он велел подтянуть галеон за бушприт, поскольку ближе к носу ширина палубы «Кассиопеи» наоборот, чуть больше ширины по ватерлинии, да и полубак фрегата, к тому же, оказался фута на три выше и возвышался над галеоном. Оттуда матросы «Кассиопеи» с абордажными саблями наголо и пистолетами в руках посыпались на палубу испанского судна словно горох. Стрелки расположились на реях и обстреливали команду галеона из ружей. Часть матросов, раскачавшись на веревках, привязанных к реям, перепрыгивали с их помощью на захваченный корабль как обезьяны. Наконец, четверо матросов перекинули с борта на борт широкие длинные доски. По ним на палубу галеона перебрались Гриффитс, Маттерсон, Уолтерс и вся остальная команда.
Началась схватка. Мейкенфрут потирал руки и с ухмылкой наблюдал за происходящим, стоя на полубаке «Кассиопеи». И куда подевались недавние тревоги и сомнения? Вот он, бой! Черт побери, свершилось!
Со всех сторон доносились мушкетные и пистолетные выстрелы, звон клинков и редкие глухие удары — это Уолтерс орудовал кулаками. Дым, запах пороха, крики и отборная брань дополняли впечатляющую картину. В гам звуков начали врываться вопли и стоны раненых, предсмертные крики. Кровь растекалась по палубе галеона и текла за борт. Привлеченные запахом крови, возле кораблей плескались две огромные акулы. Поскользнувшись в луже крови, упал капитан испанского корабля, который отбивался шпагой от клинка Маттерсона. Он попытался подняться, но Маттерсон сильно ударил его ногой по голове, капитан, раскинув руки, распластался на палубе своего судна...
Матрос «Кассиопеи» с ножом в руке гонялся за испанским матросом. Тот был уже безоружен и совсем обессилел. Он неловко уворачивался от ударов и прикрывал лицо руками. Кровь струилась по его пальцам. Левый глаз был уже выбит, глазница кровоточила. Матрос «Кассиопеи» еще раз полоснул его ножом, испанец защитился голой рукой. Большой палец повис на тоненьком лоскутике кожи. Испанец оторвал его совсем и бросил на палубу. Внезапно обезумев, он издал ужасающий вопль, от которого содрогнулся даже невозмутимый Мейкенфрут, и бросился за борт. Обе акулы тотчас накинулись на его тело.
Пороховой дым окутал палубу галеона как туман, уже не было возможности разобрать, где свои, где чужие. Гриффитсу достался серьезный противник. Его клинок свистел в воздухе с неимоверной быстротой, Гриффитс едва успевал отражать удары. Противник прижал капитана «Кассиопеи» к фальшборту, их клинки соединились гарда к гарде. По комплекции Гриффитс уступал нападавшему, тот был выше на голову и физически крепок. Капитан отчаянно пытался высвободиться, но противник имел серьезные намерения не протыкать его шпагой, а отправить за борт на съедение акулам. Порыв ветра на мгновение поднял плащ противника и закрыл ему лицо. От неожиданности он ослабил хватку, этого было достаточно Гриффитсу, чтобы поменяться с ним местами. Противник резко качнулся к борту, Гриффитс приподнял его за ногу, и грузное тело, пролетев несколько футов, с громким плеском плюхнулось в воду.
Внимание Уолтерса вдруг привлекли три человека, богато одетые, они не принимали участия в схватке. Они пытались спустить на воду баркас и погрузить в него две маленькие, но очень тяжелые бочки. Уолтерс подозвал к себе Гриффитса и Маттерсона и указал на этих господ. Троица ожесточенно сопротивлялась, но довольно скоро все они оказались за бортом. Акулы, которых было уже не две, а много больше, без промедления занялись их телами. Добычи всем не хватало. Две акулы затеяли между собой драку. Точнее, одна нападала на другую и норовила ухватить ее за брюхо. Маттерсон, непроизвольно наблюдавший за этой схваткой, в порядке справедливости застрелил из пистолета нападавшую. Остальные тут же принялись разрывать убитую подругу на части.
— Жрут друг друга, сволочи! — Маттерсон с досады сплюнул за борт и присоединился к Гриффитсу и Уолтерсу, которые пытались откупорить бочки.
Сражение подходило к концу. Значительная часть команды испанского галеона была перебита. Остальные, спасая свою жизнь, попрятались по каютам. Матросы «Кассиопеи» с победными криками бросились в трюмы. Там действительно находились негры — в одной части мужчины, а через перегородку женщины. Озверевшие и истосковавшиеся матросы накинулись на негритянок, срывая с них нехитрые одежды. Женский визг и матросские вопли доносились из трюмов.
Но наших компаньонов негритянки не интересовали. Их больше привлекало содержимое бочек, которые, наконец, удалось вскрыть при помощи топора. Лорд Мейкенфрут, вступивший в бой где-то в середине битвы, тоже подошел к своим товарищам. Но тут лица друзей внезапно помрачнели. В бочонках оказался… песок. Маттерсон грязно выругался.
— Африканский сувенир, — с горечью проговорил он.— Песок из самой Сахары!
Уолтерс запустил в песок руку и наткнулся там на что-то твердое. Он поднял руку вверх, и сияние ослепило присутствующих. Лучи заходящего солнца, переливаясь, вдруг заиграли множеством радуг. Уолтерс держал в руке невероятных размеров алмаз...
Пока матросы забавлялись с негритянками, бочонки незаметно перенесли на «Кассиопею».
Через пару часов, когда уже почти стемнело, «Кассиопея» отшвартовалась от испанского судна. Все ценное перенесли на фрегат, недобитые члены экипажа галеона были связаны и помещены в трюм к неграм. Они не сопротивлялись. Мысль о том, что они погибнут уже не страшила их. В другом трюме, арсенальном, подвели фитиль к бочке с порохом и подожгли его. «Кассиопея» удалялась от галеона. Когда она была от него на расстоянии кабельтова, прогремел взрыв. Огненное зарево на миг осветило сгустившуюся темноту, в воздух взметнулись куски дерева, окутанные клубами черного дыма, и останки корабля начали медленно погружаться.
— Бедняжки... — произнесла Мери Киссинг и закрыла лицо руками.
— Factum est factum, — пожал плечами Мейкенфрут. — Что сделано, то сделано.
Маттерсон перекрестился.
Пройдя еще пять-шесть миль, «Кассиопея» легла в дрейф. Матросам выкатили два бочонка рому. Через полчаса над палубой висел шумный гомон пьяных голосов и песнопения.
В кают-компании тоже царило веселье. Когда из неприглядных бочонков просеяли песок, в нем обнаружилось на добрых два десятка фунтов того, что обычно меряется каратами — сотни полторы великолепных алмазов. В основном камушки были некрупными, лишь некоторые из них достигали размеров перепелиного яйца. Но один — просто гигантский, размером почти с кулак, слегка голубоватый и прозрачный как слеза. Даже при неярком свечном освещении было видно, насколько он чист, и казалось, что камень сам излучает свет. Четверо джентльменов и четыре дамы в каюте просто потеряли дар речи.
— Посланник небес… — прошептала мисс Мэри Киссинг.
Алмазы убрали в ларец и заперли на замок, а сам ларец Мейкенфрут запер в огромный железный сундук, прикованный к полу в его каюте. Маттерсон заиграл на клавесине «Боже, храни короля», но отнюдь не патриотизм, а скорее сарказм слышался в издаваемых им звуках. Гулянье продолжалось до самого утра.
Крюйс-стень-стаксель — треугольный парус между грот-мачтой и бизань-мачтой.
|