Оглавление
|
Глава 18.
Н
а втором этаже портовой таверны «В чреве акулы» в небольшой комнате горела свеча. Мейкенфрут сидел за столом со стаканом мадеры, а Гриффитс, полулежа на своей койке, прямо из горлышка отхлебывал бренди.
— Так, — Мейкенфрут отставил в сторону опустошенный глиняный стакан и довольно потер руки. — С одним расправились!
— Бедный Роберт! — сокрушенно произнес Гриффитс.
— Что поделать, такая судьба. Кто-то принял его за богатого джентльмена, видимо, хотел ограбить. А тут и мы подошли, грабителям пришлось убежать. Никогда не скажешь заранее, где кончишь свой путь.
— Все равно жаль Дейка. Глупая смерть. А ведь на его месте мог быть и я.
— Ты что, из-за этого сильно расстроен? Не переживай, у тебя еще все впереди.
— Очень все как-то… печально, Оскар, — с сожалением произнес Гриффитс, вставая и подсаживаясь к столу.
— Перестань распускать сопли, старый черт! — Мейкенфрут хлопнул приятеля по спине. — Мы все втроем были почти покойники. В том, что мы до сих пор не болтаемся на веревке заслуга Поли. Если бы не она, мы не сидели бы тут. А Роберт… От судьбы не уйдешь. Забудь об этом. Главное — мы начали реализовывать наш план мести.
— Мести… А вдруг Маттерсон вовсе и ни при чем? Он что-то хотел сказать про Уолтерса, а ты в этот момент нажал на курок.
— Что он мог про него рассказать? Что это их общий заговор? Нам это и без того известно. И до Уолтерса тоже дойдет очередь. Все шестеро… теперь уже пятеро наших бывших, — он сделал акцент на последнем слове, — компаньонов должны умереть. А Посланника надо найти непременно!
— Еще он что-то сказал про акул, — вспомнил Гриффитс.
— Ерунда. Бред умирающего.
— А если алмаз был у Маттерсона, он мог спрятать его и в своем загородном имении.
— Это вряд ли. Я на девяносто девять процентов уверен, что у Маттерсона алмаза не было. Это чертовка Оуэн где-нибудь его припрятала. Ничего, мы до нее доберемся, пусть она хоть в самой Преисподней. Ты еще увидишь, она будет смотреть на нас глазами невинной овечки и нести всякую ахинею о том, что знать ничего не знает.
— Тогда что мы искали у Маттерсона?
— Да ничего. На всякий случай надо было проверить этот самый один процент.
— Все-таки напрасно мы его убили…
— Ты слюнтяй, Винсент! Он без тени сомнения поставил на бумаге свою подпись, чтобы отправить тебя на тот свет. А еще строил из себя агнца… Ну что, давай кинем кости? Так получилось, что Маттерсону довелось быть первым, царство ему небесное. Пусть же теперь жребий решит, кто будет следующий.
Мейкенфрут положил в стакан игровую кость и потряс его.
— Один или два — Мэри, три или четыре — Эмили… — он вышвырнул кость на стол: — Шестерка! Ага, тогда пусть это будет Уолтерс. Так что, завтра навестим Уолтерсов. Спокойной ночи!
Мейкенфрут повалился в постель и отвернулся к стене, а Гриффитс, прежде чем лечь, допил из горлышка бренди.
Уолтерс возвращался домой, когда уже совсем стемнело. Он допоздна играл в боулз, а потом пошел пропустить с будущими шкиперами по паре кружечек доброго эля. Веселый, он шагал по гравиевой дорожке к своему дому, напевая песенку про отчаянного парня, который, переодевшись пастушкой, попросился переночевать к молодой вдове, а у той была всего одна кровать. О том, что произошло дальше, никто так и не узнал, потому что Уолтерсу показалось, будто бы какая-то черная тень промелькнула в кустах. Он прекратил пение и остановился, прислушиваясь, но больше ничего подозрительного не увидел и не услышал. «Собака наверно», — подумал Уолтерс и уже молча зашагал к дому.
Домик был небольшой, но им с Джулией этого вполне хватало, поскольку оба исповедовали аскетизм. Точнее, аскетизм исповедовала Джулия и приучила к этому своего мужа. Глядя со стороны на эту пару, многие считали Джулию этакой кроткой, забитой и угнетенной домашней кошечкой. Это и в самом деле было так, однако Джулия прекрасно знала, за какую струнку дернуть мужа, чтобы партия в его исполнении зазвучала именно так, как ей этого было нужно.
Уолтерсы жили вдвоем в своем маленьком домике в мире и согласии. Детей им Бог не дал, а для двоих это «гнездышко», как они его называли, вполне подходило. Когда-то Уолтерсу принадлежал довольно большой родовой замок возле Солсбери, но он был продан в свое время с аукциона за уплату карточных долгов. После свадьбы Уолтерс поклялся Джулии никогда не брать в руки ни карты, ни игральные кости, и свой обет он свято выполнял. А привезенные из того самого, восьмилетней давности плавания, доли своего приза супруги решили расходовать равномерно и экономно. Джулия подсчитала, что если тратить по полгинеи в день, то их состояния должно вполне хватить почти на сто лет. Жалование, которое Уолтерс получал в шкиперском колледже, он расходовал исключительно на себя — пил пиво и бренди, покупал коллекционное оружие и разные пустяковые мелочи.
Свет в доме не горел, но это не удивило Уолтерса. Джулия старалась быть очень экономной. Она сама вела домашнее хозяйство и не заводила прислуги, надеясь сэкономить средства к существованию еще лет на пятьдесят. Супруга не зажигала свечей до прихода самого Уолтерса. Он открыл дверь и на ощупь попытался найти канделябр.
— Джулия, — позвал он.
Никто не отозвался.
— Джулия, ты где?! — повторил он громче.
И на этот раз никто не ответил.
— Куда могла запропаститься эта девчонка? — ворчал Уолтерс, разжигая трут огнивом. Когда вспыхнуло пламя, он разыскал свечу и запалил ее. После выпитого пива чертовски мучила жажда. Уолтерс прошел в кухню. В печке горели дрова, на плите в большой кастрюле кипела вода. «Вот дура-баба! — подумал Уолтерс. — поставила кипятить воду, а сама куда-то убежала. Ну ничего, вернется, я ей покажу!» Выпив немного холодной воды, зачерпнув ее ковшиком из бака, он направился в гостиную, держа в поднятой руке свечу.
Войдя в помещение, он сначала оторопел от неожиданности. В кресле сидел человек в полумаске и в темноте читал какую-то книгу.
— Кто вы такой? — закипая от негодования, Уолтерс обратился к незнакомцу с вполне естественным вопросом.
Незнакомец отложил книгу и сдернул полумаску. Хозяин дома облегченно выдохнул и поставил свечу на стол.
— Не можешь ты без этих дурацких шуточек, Гриффитс! Я уж перепугался, подумал — пришли меня арестовывать. Погоди! Но ведь тебя отправили в Тауэр! Ну да. Сначала тебя арестовали, потом Мейкенфрут помог тебе бежать. А потом вы вместе хотели укрыться в Америке, но по дороге вас схватили и отправили в Тауэр. Значит, тебе и оттуда удалось бежать? Поздравляю, Гриффитс! Я чертовски рад, что ты на свободе. А Мейк? Он там, в тюрьме, или…
— Или! — из темноты вышла фигура в белом саване, сжимающая в руке длинный острый кинжал, позаимствованный из коллекции самого Уолтерса. — Ты хотел отправить меня на тот свет, Уолтерс! Но мне там стало скучно, вот я и пришел за тобой. Ты написал донос на нас с Гриффитсом, ты хотел избавиться от нас. Зачем? Чтобы завладеть нашим общим алмазом? Но когда нам удалось покинуть Англию, ты снова нас предал и донес властям, что мы якобы пиратствуем в море. За это ты…
— Что ты несешь, Оскар! И к чему этот маскарад? Хочешь напугать меня? Но ты же знаешь, я не из пугливых! И я ни на кого не доносил, это клевета. Положи нож. Или не понимаешь, что мне ничего не стоит справиться с тобой? Давайте сядем и поговорим спокойно за кружкой домашнего вина. Почему ты подозреваешь, что Посланник Небес у меня? Все наши считают, что он у вас, и что вы с ним удирали в Америку. Ведь мы его в саду у Гриффитса тогда так и не нашли…
— Ага! — воскликнул Гриффитс. — Ты сознался, что искал алмаз в моем саду сразу после моего ареста! Я был еще жив, а во?роны уже налетели поклевать мертвечины!
— Не пори ерунду, Гриффитс! Мы искали алмаз только лишь с одной целью — чтобы перепрятать его в надежное место. Твой сад после твоего ареста могли обыскать неизвестные люди. И они так и сделали, теперь Посланник Небес неизвестно где! Если вы, конечно, сами не забрали его с собой. А-а?!
— Нет, Уолтерс. Нам все известно — алмаз у тебя. Ты его спрятал, а когда узнал, что мы с Гриффитсом на свободе, решил от нас отделаться и отправил за нами вдогонку фрегат, полный солдатни!
— Да, отправил. Отправил, черт побери! Потому что мы были уверены, что раз в саду Гриффитса, алмаза не оказалось, то только вы оба знаете, где он. А раз вы удираете в Америку, то уж конечно не с пустыми руками.
— Кто был уверен в этом? — уточнил Гриффитс. — Мы, это кто?
— Я и Мэ…
— Получай! — Мейкенфрут резко выбросил вперед нож.
Уолтерс не смог закончить начатую фразу, он скорчился и схватился за живот, пытаясь вытащить кинжал из раны.
— Гад… — хрипел он. — Это ты… Ты хочешь сам единолично владеть алмазом. Гриффитс, если камень у тебя, не говори ему, где он. Это страшный человек… Он и тебя убьет, как меня и Матт…
Договорить он не успел, скончавшись от раны.
— Бред сумасшедшего, — произнес Мейкенфрут.
Он вытащил из тела кинжал и обтер его об одежду покойного.
— Алмаз искать будем? — спросил Гриффитс. — Где тут у него может быть тайник? В стене? В камине? В паркете?
— Думаю, нет смысла. Алмаза у него нет, я уверен. А вот доносы на нас — это его рук дело, точно. Сам сознался! Как он хорошо осведомлен о том, что мы плыли в Америку! Хотел, чтобы нас арестовали и отправили в Тауэр, а потом казнили! У него есть… были связи и в военном флоте, и в королевском суде, и даже в церкви. Хитер, подлюга! Выдавая нас, он обеспечивал себе помилование. Бог мой, Mundus universus exercet histrioniam .
Мейкенфрут обошел труп, стараясь не наступить в кровавую лужу.
— Что нам теперь делать с Джулией? — спросил он чисто риторически.
— Ведь она в наших играх совершенно ни при чем, — продолжил его мысль Гриффитс. — Ее вина только в том, что жена этого мерзавца.
— Хорошо. Пусть Господь сам решит ее судьбу. А мы ему поможем. Она барышня впечатлительная. А ну-ка, помоги мне.
Мейкенфрут, приноравливаясь, покрутил в руке острый кинжал, скептически посмотрел на него, потом сказал:
— Нет, так не получится. Принеси-ка из кухни большой топор.
Джулия возвращалась домой рассерженная. Не просто рассерженная — в ужасном гневе. «Ну, попадись мне этот мальчуган! — думала она. — Надо же, так поиздеваться надо мной!»
Дело в том, что незадолго до прихода Уолтерса в дверь постучал какой-то мальчишка. Он сообщил Джулии, что муж ожидает ее в клубе. Джулия хорошо знала этот клуб, она там не раз бывала с мужем, но до него около двух миль! А поскольку жили Уолтерсы за городом, то добраться до этого клуба было не так-то просто. Наемный экипаж тут не поймать, а поседлать лошадь для Джулии всегда составляло большую проблему — конь был норовистый и слушался только Уолтерса. Джулия побежала в клуб пешком, ведь ослушаться мужа было не в ее правилах. Но в клубе Уолтерса не оказалось, и Джулия, ужасно злая, побежала обратно.
Подходя к дому, она заметила, что в большой комнате горит свеча, значит, Джеймс уже вернулся домой. Первым делом Джулия бросилась на кухню, где она оставила на плите кастрюлю. Она поставила ее на огонь, чтобы наварить супу на три дня, но второпях забыла снять ее.
«Бедный Джеймс, наверное, проголодался!» — подумала она и открыла крышку. Там сверху плавала пена и еще какие-то волосы.
— Боже мой! Он наверно сварил кошку! — закричала она. — Джимми, зачем ты варишь кошку?!'
Она хотела достать ее, но обварила руку. Она схватила тряпкой кастрюлю, чтобы слить воду. Кастрюля оказалась довольно тяжелой. Слив кипяток, она потянула за волосы и вытащила голову Уолтерса.
Джулия содрогнулась. Сзади заскрипела, открываясь, дверь. Она обернулась и увидела сидящего за обеденным столом обезглавленного супруга. В одной руке он держал вилку, а в другой нож. Нож был в крови.
Джулия закричала не своим голосом. Выронив на пол голову мужа, она бросилась бежать из дому, продолжая бешено кричать. Пробежав несколько десятков ярдов, она упала, как подкошенная. Наутро местный лекарь констатировал разрыв сердца.
Mundus universus exercet histrioniam — весь мир занимается лицедейством (лат.)
|